Киев, 27 июля, пятница. Верующие собираются на крестный ход, посвященный 1030-летию Крещения Руси. Несмотря на несколько мрачноватую погоду, людей очень много. Возле памятника Крестителя скоро начнется молебен. Протискиваюсь туда. Каменный лик святого смотрит с Владимирской горки на воды Днепра, в которых греки когда-то крестили киевлян. Глядит сурово, даже грозно. Хмурые тучи, нависающие над скульптурой, придают всей картине дополнительную напряженность. Молебен начинается. «Помилуй нас, Бо-о-же, по велицей милости Твоей, молим Ти ся-я, услыши-и и поми-и-лу-у-й» - протяжно возглашает диакон. Тысячи людей крестятся, кланяются. Звучат богослужебные возгласы на церковнославянском, греческом, грузинском языках – вместе с Блаженнейшим Онуфрием и его паствой молятся представители почти всех Поместных Церквей. А я все смотрю на лик Владимира, и думаю: а о чем молится он сейчас на небе? О чем говоришь ты, святый княже, с Господом Иисусом Христом? О чем просишь Владыку в день твоей памяти? Плачешь о захвате храмов, осквернении алтарей, избиении православных христиан? Негодуешь на содомитские парады, оскверняющие твой город? Жалуешься на то, что по улицам Киева ходят миллионы крещенных людей, которым нет дела до Христа, Церкви, духовной жизни? Или, напротив, радуешься, что все-таки дело твое живо, и малое стадо твое хранит православную веру, и память о тебе? Или ты просто молчишь перед Богом, ожидая Его вмешательства, Его действий?